Иез. 10:1-2. Начинается третья часть видения, в которой совершается последний акт Божиего суда над Иерусалимом – предание его огню. Впрочем, Иезекииль видит лишь подготовку к этому. Большая часть главы отводится повторному (глава 1) описанию Божиего престола-колесницы и затем – описанию исхода Иеговы из храма. Описание престола почти идентично сказанному в 1:26. Опущена, однако, фраза о «подобии человека на троне». Но стихи 2 и 4 не оставляют сомнения в том, что повеление человеку в льняной одежде отдает именно Тот, Кто восседает на троне.
Предлогом под в стихе 2 уточняется положение колес по отношению к херувимам (сравните с «подле» в 1:15). Колеса не могли не находиться ниже херувимов, которые более парили над землей чем передвигались по ней. «Горящие уголья», которые седьмому ангелу предстояло Просить на город, были лишь небесным символом той гибели, которая постигнет Иерусалим не в видении пророка, а в реальной истории: несколько лет спустя его сожгут халдейские воины Навуходоносора.
Иез. 10:3-5. Описание основного действия подготовки к сожжению города – прерывается. В этих стихах внимание пророка сосредоточено на перемещениях славы Господней и херувимов, которые впервые в этой главе так и названы (стих 2); в главе 1 космическую колесницу Бога «образуют» четыре «житвотных». На южной стороне храма (по правую сторону Дома) херувимы… стояли… когда вошел человек в льняной одежде. Следовательно до этого они могли стоять в другом месте. Высказывались любопытные соображения, почему они перешли на южную сторону.
Вот они. На восточной стороне, перед главным входом в храм, валялись умерщвленные солцепоклонники (8:16), и она осквернена была их трупами. Северная сторона была осквернена водруженным там «идолом ревности» (8:3). Далее. Именно на юг от храма расстилался внизу город, так что наблюдать за происходящим там можно было только с южной стороны «Дома».
Облако, как помним, было главным видимым проявлением славы Господней. Оно наполняло внутренний двор, в котором слава восседала на херувимах. И вот она поднялась с них (с херувима в стихе 4 по смыслу подразумевает множ. число) и вновь переместилась к порогу храма (сопоставьте с 9:3а), и теперь уже храм наполнился облаком, а сияние славы Господа наполнило двор, в котором стоял Иезекииль. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно с порога Дома Своего отдает повеление Иегова о совершении возмездия – как в первой, так и во второй его части (9:3 и 10:4) – в отношении Иерусалима.
Ведь храм, дарованный иудеям как святыня, первым был осквернен ими, в нем состредоточилась скверна, расползавшаяся по всей земле. Поэтому и возмездию надлежало начаться с места поруганной святыни. Пророк, пытаясь сколько-нибудь адекватно передать свое впечатление от пребывания в присутствии славы Божией, вновь (как и в главе 1) ссылается на ощущения как зрительные («сияние славы»), так и слуховые: шум от крыльев херувимов (стих 5) был столь велик, что слышен был и на внешнем дворе (сравните с 1:24); как и в главе 1, он уподобляет его «грому» гласа Божиего.
Иез. 10:6-7. Иезекииль возвращается к прерванному повествованию и как бы в напоминание частично повторяет сказанное в стихе 2. Бог повелел человеку, одетому в льняную одежду, взять небесного огня для сожжения иудейской столицы. (Земным его «соответствием», как уже говорилось выше, явится сожжение Иерусалима халдеями.) Заметим, что ангел лишь приблизился к одному из колес, но в пламенную среду между колесами не вошел: горящие угли (стих 2) оттуда дал ему в пригоршни… один из херувимов.
Невольно возникает мысль о параллели между этой апокалиптической картиной и той, что предстает перед нами в книге Откровение, где херувим подает семи ангелам семь чаш, наполненных гневом Божиим (Откр. 15:7). И там и здесь херувимы как бы выступают орудиями совершения этого гнева. Вероятно, «подробностей» казни в небесном ее прообразе пророк не видел, судя по тому, что свое повествование о «человеке в льняной одежде» он завершает краткой фразой Он взял и вышел.
Иез. 10:8-13. Далее внимание пророка вновь переключается на Божественную колесницу, о которой он говорит в тех же по сути словах, что в главе 1, добавляя, однако, некоторые подробности. Так он видит, что глазами полны не только все четыре колеса Божиего трона – ими покрыты тела, руки… и крылья херувимов (стих 12). Земным толкователям возможно видеть в этом лишь все тот же «знак» Божиего всевиденья.
Примечательно, что херувимы, которые предстали в его видении перед апостолом Иоанном, тоже были «полны» глаз (точнее, вероятно, «покрыты» ими). В стихе 13 Господь, говоря ангелу о колесах, называет их галгал. Обычное еврейское слово для обозначения колеса – офан. «Галгал» же значит, «вихрь». Очевидно, слово это применительно к колесам в устах Божиих подразумевало некий особый вихрь, обретающий в движении своем форму шара (сопоставимую с шарообразной формой колес). Обозначение колес словом «галгал» несло, вероятно, определенную «функцию» – указание на то, что скорость их движения не уступала скорости полета. Поскольку они находились подле херувимов, то, очевидно, «сообщали» им «скорость вихря», когда те двигались ближе к земле.
Иез. 10:14. В повторном описании Иезекиилем лиц херувимов нельзя не обнаружить расхождения с описанием их в главе 1. Там говорилось о лицах человека, льва, тельца и орла, а здесь читаем о «лице херувимовом», человеческом, львином и орлином. В этой связи высказывались два предположения. Первое. Переписчик допустил ошибку, написав, вместо «лица тельца», «лицо херувима». Второе исходит из того, что в древневосточной мифологии «лицо херувима» в сущности и мыслилось не как «человеческое», но как имеющее черты быка, или тельца (в древаккадской литературе, например).
Иез. 10:15-22. В стихе 15, может быть, правильнее читать «начали подниматься», ибо весь этот процесс подробно описан в стихе 19. Вторично (после видения на Ховаре) пораженный этим явлением Иезекииль говорит о нем в тех же почти словах, что в главе 1 (стихи 16-17 сравните с 1:19-20). Видимо, особое впечатление произвела на него недоступная для человеческого понимания согласованность в движении херувимов и колес, которые материально никак между собой связаны не были: пророк постоянно подчеркивает, что колеса… шли подле херувимов. В стихе 17 он, впрочем, объясняет эту согласованность тем, что в колесах был дух животных. Примечательно, что в главе 1 Иезекииль ни разу не назвал «животных» херувимами, а здесь, в стихе 20, он отождествляет их, прямо заявляя: И я узнал, что это – херувимы.
Трон-колесница «переместилась» к главному, восточному, входу в храм, где слава Господня (вероятно, облако) ожидала ее у порога (стих 18), чтобы занять Свое место вверху над ними. Символично, что Господь исходил из главных ворот Своего святилища (через них Он впоследствии возвратится в него; 43:2). Но то, чему Иезекииль был «свидетелем» во втором своем видении, было в сущности последним актом казни Божией: Иегова оставлял Свой народ, и последствия этого не могли не быть ужасными. В заключительных стихах главы пророк повторяет (глава 1) описание херувимов и их движения.
Осуждение князей Иерусалимских (глава 11). В четвертой части видения Иезекииля пребывание его в Иерусалиме, на территории храма, завершается.
Перед тем, как оставить город, слава Божия остановилась у восточных ворот, куда «дух привел» и пророка, чтобы дать ему еще одну возможность «бросить взгляд» на греховные деяния иерусалимлян… В последующие века Иезекииля не раз «упрекали» в странной (в этом месте!) последовательности повествования: ведь к тому моменту нечестивые обитатели иудейской столицы были уже истреблены, а сама она сожжена…
Ответить на это можно лишь одно: явления, приходящие из мира иного (как те же пророческие видения!) не сообразуются с законами времени и пространства, по которым живет мир материи. Итак, в последней части этого своего видения Иезекииль «принял» от Господа две вести. Первая касалась суда над теми, кто оставался в Иерусалиме (стихи 1-15), а во второй содержалось обещание сохранить тех иудеев, которые были уведены в плен (стихи 16-21).
Божия слава покидает храм (глава 10)
Иез. 10:1-2. Начинается третья часть видения, в которой совершается последний акт Божиего суда над Иерусалимом – предание его огню. Впрочем, Иезекииль видит лишь подготовку к этому. Большая часть главы отводится повторному (глава 1) описанию Божиего престола-колесницы и затем – описанию исхода Иеговы из храма. Описание престола почти идентично сказанному в 1:26. Опущена, однако, фраза о «подобии человека на троне». Но стихи 2 и 4 не оставляют сомнения в том, что повеление человеку в льняной одежде отдает именно Тот, Кто восседает на троне.
Предлогом под в стихе 2 уточняется положение колес по отношению к херувимам (сравните с «подле» в 1:15). Колеса не могли не находиться ниже херувимов, которые более парили над землей чем передвигались по ней. «Горящие уголья», которые седьмому ангелу предстояло Просить на город, были лишь небесным символом той гибели, которая постигнет Иерусалим не в видении пророка, а в реальной истории: несколько лет спустя его сожгут халдейские воины Навуходоносора.
Иез. 10:3-5. Описание основного действия подготовки к сожжению города – прерывается. В этих стихах внимание пророка сосредоточено на перемещениях славы Господней и херувимов, которые впервые в этой главе так и названы (стих 2); в главе 1 космическую колесницу Бога «образуют» четыре «житвотных». На южной стороне храма (по правую сторону Дома) херувимы… стояли… когда вошел человек в льняной одежде. Следовательно до этого они могли стоять в другом месте. Высказывались любопытные соображения, почему они перешли на южную сторону.
Вот они. На восточной стороне, перед главным входом в храм, валялись умерщвленные солцепоклонники (8:16), и она осквернена была их трупами. Северная сторона была осквернена водруженным там «идолом ревности» (8:3). Далее. Именно на юг от храма расстилался внизу город, так что наблюдать за происходящим там можно было только с южной стороны «Дома».
Облако, как помним, было главным видимым проявлением славы Господней. Оно наполняло внутренний двор, в котором слава восседала на херувимах. И вот она поднялась с них (с херувима в стихе 4 по смыслу подразумевает множ. число) и вновь переместилась к порогу храма (сопоставьте с 9:3а), и теперь уже храм наполнился облаком, а сияние славы Господа наполнило двор, в котором стоял Иезекииль. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно с порога Дома Своего отдает повеление Иегова о совершении возмездия – как в первой, так и во второй его части (9:3 и 10:4) – в отношении Иерусалима.
Ведь храм, дарованный иудеям как святыня, первым был осквернен ими, в нем состредоточилась скверна, расползавшаяся по всей земле. Поэтому и возмездию надлежало начаться с места поруганной святыни. Пророк, пытаясь сколько-нибудь адекватно передать свое впечатление от пребывания в присутствии славы Божией, вновь (как и в главе 1) ссылается на ощущения как зрительные («сияние славы»), так и слуховые: шум от крыльев херувимов (стих 5) был столь велик, что слышен был и на внешнем дворе (сравните с 1:24); как и в главе 1, он уподобляет его «грому» гласа Божиего.
Иез. 10:6-7. Иезекииль возвращается к прерванному повествованию и как бы в напоминание частично повторяет сказанное в стихе 2. Бог повелел человеку, одетому в льняную одежду, взять небесного огня для сожжения иудейской столицы. (Земным его «соответствием», как уже говорилось выше, явится сожжение Иерусалима халдеями.) Заметим, что ангел лишь приблизился к одному из колес, но в пламенную среду между колесами не вошел: горящие угли (стих 2) оттуда дал ему в пригоршни… один из херувимов.
Невольно возникает мысль о параллели между этой апокалиптической картиной и той, что предстает перед нами в книге Откровение, где херувим подает семи ангелам семь чаш, наполненных гневом Божиим (Откр. 15:7). И там и здесь херувимы как бы выступают орудиями совершения этого гнева. Вероятно, «подробностей» казни в небесном ее прообразе пророк не видел, судя по тому, что свое повествование о «человеке в льняной одежде» он завершает краткой фразой Он взял и вышел.
Иез. 10:8-13. Далее внимание пророка вновь переключается на Божественную колесницу, о которой он говорит в тех же по сути словах, что в главе 1, добавляя, однако, некоторые подробности. Так он видит, что глазами полны не только все четыре колеса Божиего трона – ими покрыты тела, руки… и крылья херувимов (стих 12). Земным толкователям возможно видеть в этом лишь все тот же «знак» Божиего всевиденья.
Примечательно, что херувимы, которые предстали в его видении перед апостолом Иоанном, тоже были «полны» глаз (точнее, вероятно, «покрыты» ими). В стихе 13 Господь, говоря ангелу о колесах, называет их галгал. Обычное еврейское слово для обозначения колеса – офан. «Галгал» же значит, «вихрь». Очевидно, слово это применительно к колесам в устах Божиих подразумевало некий особый вихрь, обретающий в движении своем форму шара (сопоставимую с шарообразной формой колес). Обозначение колес словом «галгал» несло, вероятно, определенную «функцию» – указание на то, что скорость их движения не уступала скорости полета. Поскольку они находились подле херувимов, то, очевидно, «сообщали» им «скорость вихря», когда те двигались ближе к земле.
Иез. 10:14. В повторном описании Иезекиилем лиц херувимов нельзя не обнаружить расхождения с описанием их в главе 1. Там говорилось о лицах человека, льва, тельца и орла, а здесь читаем о «лице херувимовом», человеческом, львином и орлином. В этой связи высказывались два предположения. Первое. Переписчик допустил ошибку, написав, вместо «лица тельца», «лицо херувима». Второе исходит из того, что в древневосточной мифологии «лицо херувима» в сущности и мыслилось не как «человеческое», но как имеющее черты быка, или тельца (в древаккадской литературе, например).
Иез. 10:15-22. В стихе 15, может быть, правильнее читать «начали подниматься», ибо весь этот процесс подробно описан в стихе 19. Вторично (после видения на Ховаре) пораженный этим явлением Иезекииль говорит о нем в тех же почти словах, что в главе 1 (стихи 16-17 сравните с 1:19-20). Видимо, особое впечатление произвела на него недоступная для человеческого понимания согласованность в движении херувимов и колес, которые материально никак между собой связаны не были: пророк постоянно подчеркивает, что колеса… шли подле херувимов. В стихе 17 он, впрочем, объясняет эту согласованность тем, что в колесах был дух животных. Примечательно, что в главе 1 Иезекииль ни разу не назвал «животных» херувимами, а здесь, в стихе 20, он отождествляет их, прямо заявляя: И я узнал, что это – херувимы.
Трон-колесница «переместилась» к главному, восточному, входу в храм, где слава Господня (вероятно, облако) ожидала ее у порога (стих 18), чтобы занять Свое место вверху над ними. Символично, что Господь исходил из главных ворот Своего святилища (через них Он впоследствии возвратится в него; 43:2). Но то, чему Иезекииль был «свидетелем» во втором своем видении, было в сущности последним актом казни Божией: Иегова оставлял Свой народ, и последствия этого не могли не быть ужасными. В заключительных стихах главы пророк повторяет (глава 1) описание херувимов и их движения.
Осуждение князей Иерусалимских (глава 11). В четвертой части видения Иезекииля пребывание его в Иерусалиме, на территории храма, завершается.
Перед тем, как оставить город, слава Божия остановилась у восточных ворот, куда «дух привел» и пророка, чтобы дать ему еще одну возможность «бросить взгляд» на греховные деяния иерусалимлян… В последующие века Иезекииля не раз «упрекали» в странной (в этом месте!) последовательности повествования: ведь к тому моменту нечестивые обитатели иудейской столицы были уже истреблены, а сама она сожжена…
Ответить на это можно лишь одно: явления, приходящие из мира иного (как те же пророческие видения!) не сообразуются с законами времени и пространства, по которым живет мир материи. Итак, в последней части этого своего видения Иезекииль «принял» от Господа две вести. Первая касалась суда над теми, кто оставался в Иерусалиме (стихи 1-15), а во второй содержалось обещание сохранить тех иудеев, которые были уведены в плен (стихи 16-21).