Лев. 3:1. В отличие от жертвы всесожжения, животное из крупного скота, приносимое в качестве мирной жертвы, могло быть мужеского или женского пола (т. е. и тельцом, и коровой). Животное это должно было быть без порока (сравните 1:3; 22:17-25).
Лев. 3:2. Ритуал принесения мирной жертвы по характеру своему совпадал с таковым при принесении всесожжения, и совпадение это наблюдается вплоть до момента распределения частей рассеченной туши. Идентичных действий и в том и в другом случаях было четыре: а) приведение животного тем, кто пришел поклониться Богу; б) возложение им руки на животное; в) заклание им животного у дверей скинии собрания, т. е. в передней части двора, примыкавшей к северной стороне жертвенника для всесожжении, и г) священнодействие с кровью, совершавшееся священником, который кропил ею жертвенник со всех сторон.
В случае принесения мирной жертвы возложение руки, вероятно, сопровождалось объяснением, которое давал пришедший поклониться Богу, по какой причине приносит он эту жертву, – в знак ли признательности и хвалы за полученное им по молитве, или во свидетельство исполнения им того или иного обета, либо как добровольное приношение благодарения по случаю сбора урожая и т. д.
Лев. 3:3-4. Процедура подготовки богопочитателем мирной жертвы (снятие шкуры, рассечение туши, омовение ее) была, по-видимому, такой же, как при принесении жертвы всесожжения; однако существовало и различие между этими двумя ритуалами – в том, какие части жертвенного животного сжигались священником на алтаре.
В случае мирной жертвы это был лишь тук (жир), покрывавший внутренности животного, обе почки и тук, который на них, который на стегнах, и сальник, который на печени; только они сжигались на жертвеннике. Поскольку тук в представлении древних был, по-видимому, синонимом всего самого лучшего (сравните Быт. 4:4; 45:18), ритуал, возможно, символизировал глубочайшие чувства человека по отношению к Богу, его готовность отдать Ему лучшее из того, что имеет.
Лев. 3:5. Этот жир мирной жертвы сжигался священником на жертвеннике вместе со всесожжением, то есть на пепле всесожжения, оставшемся от утренней жертвы, либо, может быть, на тлеющих отстатках всесожжения, которое тот же человек принес перед тем, как принести мирную жертву. Жир этот, как и все приношение всесожжения (сравните 1:9,13,17), как и часть, предназначенная «в память» от хлебного приношения (сравните 2:2,9), был благоуханием, приятным Господу, и служил символом того, что Бог принимает жертву.
2) Мирная жертва из мелкого скота (3:6-16).
Лев. 3:6-11. Приносивший из овец (стих 7) опять-таки не был стеснен ограничительными рамками, и это видно из того, что от него принимались животные мужеского или женского пола… – без порока (стих 6). Ритуал совершался такой же, как при принесении тельца или коровы, – с той разницей, что вместе с жиром на жертвеннике сжигался весь курдюк (стих 9). Наиболее распространенной породой овец из разводившихся в Палестине была так называемая восточная курдючная овца, у которой в хвостовой части имеется несколько лишних позвонков – для поддержания жира, отлагающегося в этой части; у взрослых особей жира накапливается от 22 до 33 кг.
Указание в стихе 11 (а также в стихе 16), что жир мирной жертвы сжигался на жертвеннике как пища огня, не следует понимать по-язычески примитивно, что, мол, приносившие жертвы делили пищу с Господом (сравните Пс. 49:12-13). Когда Господь получал жир на алтаре при принесении жертвы за грех (Лев. 4:8-10,19,26,31,35) и за вину (7:4-5), никакого разделения пищи между членами общества не происходило.
Лев. 3:12-16. Когда мирная жертва приносилась из коз, тоже не составляло разницы мужского или женского пола животное; следовала такая же процедура; различие обусловливалось лишь тем, что у коз нет курдюка.
3) Запрет, выраженный в итоге.
Лев. 3:17. Своей высшей смысловой точки стих 16 достигает в словах: весь тук Господу; в них же выражено и некое важное правило, ставшее основой постановления вечного для всех израильтян: никакого тука и никакой крови не ешьте (стих 17). Это постановление подтверждено в 7:23-27, где оно рассматривается подробнее, с указанием на неизбежность наказания свыше, которое постигнет нарушившего его.
Отличительная особенность мирного приношения состояла в том, что его следовало употреблять в пищу – перед лицом Господа – как предлагавшему его, так и членам его семьи (сравните 7:15). Мирное приношение было добровольным актом, в процессе которого поклонявшийся Богу принимал мясо от Него – в знак Божией верности заключенному завету; кроме того, этот акт давал человеку возможность выразить Богу признательность или хвалу благодарности за Его благословения в прошлом – будь то в ответ на молитву или как неожиданный дар, либо как привычные благословения, позволившие людям собрать хороший урожай.
Мирное жертвоприношение символизировало мирное братское общение, которое в будущем установится у новозаветного верующего с Богом и с другими верующими благодаря смерти Христа на кресте (1-Иоан. 1:3). Оно было прообразом первой фазы Христова «умиротворения посредством крови креста Своего» (Кол. 1:20). Он, в самом деле, «есть мир наш» (Евр. 2:14).
г. Закон о жертвоприношении за грех (4:1 – 5:13)
Жертвоприношения за грех (4:1 – 5:13) и жертвоприношения за вину (5:14 – 6:7) явно отличались друг от друга, хотя и имели между собой известное сходство. В западном богословии существует традиция называть их «неблагоуханными приношениями»; но это определение не представляется уместным в свете 4:31, где говорится, что «тук» жертвы, принесенной за грех, сжигался «на жертвеннике в приятное благоухание Господу» (толкование под рубрикой: «1. Общие правила жертвоприношений для народа – 1:1 – 6:7»). Лучше всего было бы определить жертвоприношения за грех и за вину как очистительные.
При совершении особых (одинаковых) ритуалов по случаю посвящения (освящения), окончания назорейского обета и очищения, когда требовалось принести всесожжение, прежде надо было принести жертву за грех. Кроме того, в каждый из ежегодных праздников требовалось ежедневно приносить козла – в жертву за грех всего народа; это правило не распространялось, однако, на ежедневные, еженедельные или ежемесячные всесожжения.
1) Мирная жертва из крупного скота (3:1-5).
Лев. 3:1. В отличие от жертвы всесожжения, животное из крупного скота, приносимое в качестве мирной жертвы, могло быть мужеского или женского пола (т. е. и тельцом, и коровой). Животное это должно было быть без порока (сравните 1:3; 22:17-25).
Лев. 3:2. Ритуал принесения мирной жертвы по характеру своему совпадал с таковым при принесении всесожжения, и совпадение это наблюдается вплоть до момента распределения частей рассеченной туши. Идентичных действий и в том и в другом случаях было четыре: а) приведение животного тем, кто пришел поклониться Богу; б) возложение им руки на животное; в) заклание им животного у дверей скинии собрания, т. е. в передней части двора, примыкавшей к северной стороне жертвенника для всесожжении, и г) священнодействие с кровью, совершавшееся священником, который кропил ею жертвенник со всех сторон.
В случае принесения мирной жертвы возложение руки, вероятно, сопровождалось объяснением, которое давал пришедший поклониться Богу, по какой причине приносит он эту жертву, – в знак ли признательности и хвалы за полученное им по молитве, или во свидетельство исполнения им того или иного обета, либо как добровольное приношение благодарения по случаю сбора урожая и т. д.
Лев. 3:3-4. Процедура подготовки богопочитателем мирной жертвы (снятие шкуры, рассечение туши, омовение ее) была, по-видимому, такой же, как при принесении жертвы всесожжения; однако существовало и различие между этими двумя ритуалами – в том, какие части жертвенного животного сжигались священником на алтаре.
В случае мирной жертвы это был лишь тук (жир), покрывавший внутренности животного, обе почки и тук, который на них, который на стегнах, и сальник, который на печени; только они сжигались на жертвеннике. Поскольку тук в представлении древних был, по-видимому, синонимом всего самого лучшего (сравните Быт. 4:4; 45:18), ритуал, возможно, символизировал глубочайшие чувства человека по отношению к Богу, его готовность отдать Ему лучшее из того, что имеет.
Лев. 3:5. Этот жир мирной жертвы сжигался священником на жертвеннике вместе со всесожжением, то есть на пепле всесожжения, оставшемся от утренней жертвы, либо, может быть, на тлеющих отстатках всесожжения, которое тот же человек принес перед тем, как принести мирную жертву. Жир этот, как и все приношение всесожжения (сравните 1:9,13,17), как и часть, предназначенная «в память» от хлебного приношения (сравните 2:2,9), был благоуханием, приятным Господу, и служил символом того, что Бог принимает жертву.
2) Мирная жертва из мелкого скота (3:6-16).
Лев. 3:6-11. Приносивший из овец (стих 7) опять-таки не был стеснен ограничительными рамками, и это видно из того, что от него принимались животные мужеского или женского пола… – без порока (стих 6). Ритуал совершался такой же, как при принесении тельца или коровы, – с той разницей, что вместе с жиром на жертвеннике сжигался весь курдюк (стих 9). Наиболее распространенной породой овец из разводившихся в Палестине была так называемая восточная курдючная овца, у которой в хвостовой части имеется несколько лишних позвонков – для поддержания жира, отлагающегося в этой части; у взрослых особей жира накапливается от 22 до 33 кг.
Указание в стихе 11 (а также в стихе 16), что жир мирной жертвы сжигался на жертвеннике как пища огня, не следует понимать по-язычески примитивно, что, мол, приносившие жертвы делили пищу с Господом (сравните Пс. 49:12-13). Когда Господь получал жир на алтаре при принесении жертвы за грех (Лев. 4:8-10,19,26,31,35) и за вину (7:4-5), никакого разделения пищи между членами общества не происходило.
Лев. 3:12-16. Когда мирная жертва приносилась из коз, тоже не составляло разницы мужского или женского пола животное; следовала такая же процедура; различие обусловливалось лишь тем, что у коз нет курдюка.
3) Запрет, выраженный в итоге.
Лев. 3:17. Своей высшей смысловой точки стих 16 достигает в словах: весь тук Господу; в них же выражено и некое важное правило, ставшее основой постановления вечного для всех израильтян: никакого тука и никакой крови не ешьте (стих 17). Это постановление подтверждено в 7:23-27, где оно рассматривается подробнее, с указанием на неизбежность наказания свыше, которое постигнет нарушившего его.
Отличительная особенность мирного приношения состояла в том, что его следовало употреблять в пищу – перед лицом Господа – как предлагавшему его, так и членам его семьи (сравните 7:15). Мирное приношение было добровольным актом, в процессе которого поклонявшийся Богу принимал мясо от Него – в знак Божией верности заключенному завету; кроме того, этот акт давал человеку возможность выразить Богу признательность или хвалу благодарности за Его благословения в прошлом – будь то в ответ на молитву или как неожиданный дар, либо как привычные благословения, позволившие людям собрать хороший урожай.
Мирное жертвоприношение символизировало мирное братское общение, которое в будущем установится у новозаветного верующего с Богом и с другими верующими благодаря смерти Христа на кресте (1-Иоан. 1:3). Оно было прообразом первой фазы Христова «умиротворения посредством крови креста Своего» (Кол. 1:20). Он, в самом деле, «есть мир наш» (Евр. 2:14).
г. Закон о жертвоприношении за грех (4:1 – 5:13)
Жертвоприношения за грех (4:1 – 5:13) и жертвоприношения за вину (5:14 – 6:7) явно отличались друг от друга, хотя и имели между собой известное сходство. В западном богословии существует традиция называть их «неблагоуханными приношениями»; но это определение не представляется уместным в свете 4:31, где говорится, что «тук» жертвы, принесенной за грех, сжигался «на жертвеннике в приятное благоухание Господу» (толкование под рубрикой: «1. Общие правила жертвоприношений для народа – 1:1 – 6:7»). Лучше всего было бы определить жертвоприношения за грех и за вину как очистительные.
При совершении особых (одинаковых) ритуалов по случаю посвящения (освящения), окончания назорейского обета и очищения, когда требовалось принести всесожжение, прежде надо было принести жертву за грех. Кроме того, в каждый из ежегодных праздников требовалось ежедневно приносить козла – в жертву за грех всего народа; это правило не распространялось, однако, на ежедневные, еженедельные или ежемесячные всесожжения.