14:2 в Фекою. Фекоя – родина пророка Амоса (Ам. 1,1) – располагалась приблизительно в шестнадцати километрах южнее Иерусалима.
умную женщину. См. 20,16.22; Притч. 14,1.
14:7 восстало все родство на рабу твою. Умная женщина из Фекои в своей вымышленной истории затрагивает не только тему кровной мести (ст. 11; см. 3,27; Чис. 35,16-25; Втор. 19,11-13; Нав. 20,3), но и проблему продолжения семейной линии, обращая внимание на то, что вместе с жизнью наследника угрозе подвергается судьба всего рода. Она дает понять Давиду, что если ее сын-братоубийца будет наказан смертью, то после нее и ее мужа не останется ни имени, ни потомков. Таким образом, фекоитянка искусно подводит Давида к неизбежному выбору: либо месть за погибшего Амнона и гибель еще одного наследника, либо прощение и признание Авессалома своим преемником (о другом сыне Давида, Далуие, не известно ничего, кроме сказанного о нем в 3,3).
14:9 на мне, господин мой царь, да будет вина. Этими словами женщина либо выражает готовность принять на себя всю ответственность в случае, если заступничество царя за ее оставшегося сына будет признано незаконным, либо просит разрешения продолжать говорить (1 Цар. 25,24).
14:11 помяни, царь, Господа Бога твоего. По просьбе женщины Давид клянется именем Господа, что оградит ее сына от "мстителей за кровь". Как это было в случае с притчей Нафана (12,1-6), вынесенный приговор имеет непосредственное отношение к самому Давиду (ср. ст. 13: "обвинил себя самого").
14:14 но Бог не желает погубить душу и помышляет, как бы не отвергнуть от Себя и отверженного. Букв.: "не отнимет жизнь". В прямом значении эти слова представляют собой явное искажение истины о полновластии Господа над человеческой жизнью (напр., Втор. 32,39; 1 Цар. 2,6; ср. 2 Цар. 12,16). В контексте крайне эмоциональной речи говорящей с Давидом женщины такое искажение объяснимо, однако стоит лишь изменить одну букву в древнееврейском тексте этой фразы, и получается более приемлемое суждение: "Бог не отнимет жизнь у того, кто помышляет, как бы не отвергнуться от Него".
14:17 Ангел Божий. Женщина льстит Давиду, превознося его якобы сверхчеловеческое умение вершить правосудие (см. ст. 20; 19,27; 1 Цар. 29,9).
14:23 Гессур. См. 13,37.
14:24 а лица моего не видит. Давид разрешает Авессалому вернуться в Иерусалим, но отчуждение между отцом и сыном некоторое время сохраняется.
14:25-26 Говоря об Авессаломе, как прежде о Сауле, повествователь сообщает лишь о чертах его внешности (ср. 1 Цар. 9,1,2). Подробности относительно волос служат намеком не только на природное тщеславие Авессалома, но также, вполне вероятно, и на то, какая смерть его ожидает (18,9).
14:27 три сына. См. ком. к 18,18.
и одна дочь, по имени Фамарь. То обстоятельство, что Авессалом назвал дочь именем Фамарь, свидетельствует не только о его страданиях из-за бесчестия сестры, но и о безудержном желании посчитаться с обидчиком, постоянно напоминать о вине которого и было призвано имя дочери.
14:32 Если же я виноват, то убей меня. Представляется маловероятным, чтобы Авессалом действительно был склонен подвергать свою жизнь опасности. Скорее, его реплика призвана напомнить о вине Амнона и снисходительности к нему Давида.
14:33 и поцеловал царь Авессалома. В поцелуе Давида видят, как правило, "поцелуй примирения", однако в высшей степени сомнительно, что он действительно знаменовал собой полное примирение отца с сыном. Будь это примирение полным, оно бы сопровождалось выражением раскаяния – как со стороны Давида (за безнаказанность Амнона), так и Авессалома (за самовольный суд над братом), – за которым бы последовало взаимное прощение. Но ни на что подобное в тексте указаний нет. Не случайно, что скрепив поцелуем непрочный мир с отцом, Авессалом затем поцелуями же "вкрадывается в сердца Израильтян", обращая их на свою сторону, и в конце концов поднимает восстание против отца (15,5.6).
14:2 в Фекою. Фекоя – родина пророка Амоса (Ам. 1,1) – располагалась приблизительно в шестнадцати километрах южнее Иерусалима.
умную женщину. См. 20,16.22; Притч. 14,1.
14:7 восстало все родство на рабу твою. Умная женщина из Фекои в своей вымышленной истории затрагивает не только тему кровной мести (ст. 11; см. 3,27; Чис. 35,16-25; Втор. 19,11-13; Нав. 20,3), но и проблему продолжения семейной линии, обращая внимание на то, что вместе с жизнью наследника угрозе подвергается судьба всего рода. Она дает понять Давиду, что если ее сын-братоубийца будет наказан смертью, то после нее и ее мужа не останется ни имени, ни потомков. Таким образом, фекоитянка искусно подводит Давида к неизбежному выбору: либо месть за погибшего Амнона и гибель еще одного наследника, либо прощение и признание Авессалома своим преемником (о другом сыне Давида, Далуие, не известно ничего, кроме сказанного о нем в 3,3).
14:9 на мне, господин мой царь, да будет вина. Этими словами женщина либо выражает готовность принять на себя всю ответственность в случае, если заступничество царя за ее оставшегося сына будет признано незаконным, либо просит разрешения продолжать говорить (1 Цар. 25,24).
14:11 помяни, царь, Господа Бога твоего. По просьбе женщины Давид клянется именем Господа, что оградит ее сына от "мстителей за кровь". Как это было в случае с притчей Нафана (12,1-6), вынесенный приговор имеет непосредственное отношение к самому Давиду (ср. ст. 13: "обвинил себя самого").
14:14 но Бог не желает погубить душу и помышляет, как бы не отвергнуть от Себя и отверженного. Букв.: "не отнимет жизнь". В прямом значении эти слова представляют собой явное искажение истины о полновластии Господа над человеческой жизнью (напр., Втор. 32,39; 1 Цар. 2,6; ср. 2 Цар. 12,16). В контексте крайне эмоциональной речи говорящей с Давидом женщины такое искажение объяснимо, однако стоит лишь изменить одну букву в древнееврейском тексте этой фразы, и получается более приемлемое суждение: "Бог не отнимет жизнь у того, кто помышляет, как бы не отвергнуться от Него".
14:17 Ангел Божий. Женщина льстит Давиду, превознося его якобы сверхчеловеческое умение вершить правосудие (см. ст. 20; 19,27; 1 Цар. 29,9).
14:23 Гессур. См. 13,37.
14:24 а лица моего не видит. Давид разрешает Авессалому вернуться в Иерусалим, но отчуждение между отцом и сыном некоторое время сохраняется.
14:25-26 Говоря об Авессаломе, как прежде о Сауле, повествователь сообщает лишь о чертах его внешности (ср. 1 Цар. 9,1,2). Подробности относительно волос служат намеком не только на природное тщеславие Авессалома, но также, вполне вероятно, и на то, какая смерть его ожидает (18,9).
14:27 три сына. См. ком. к 18,18.
и одна дочь, по имени Фамарь. То обстоятельство, что Авессалом назвал дочь именем Фамарь, свидетельствует не только о его страданиях из-за бесчестия сестры, но и о безудержном желании посчитаться с обидчиком, постоянно напоминать о вине которого и было призвано имя дочери.
14:32 Если же я виноват, то убей меня. Представляется маловероятным, чтобы Авессалом действительно был склонен подвергать свою жизнь опасности. Скорее, его реплика призвана напомнить о вине Амнона и снисходительности к нему Давида.
14:33 и поцеловал царь Авессалома. В поцелуе Давида видят, как правило, "поцелуй примирения", однако в высшей степени сомнительно, что он действительно знаменовал собой полное примирение отца с сыном. Будь это примирение полным, оно бы сопровождалось выражением раскаяния – как со стороны Давида (за безнаказанность Амнона), так и Авессалома (за самовольный суд над братом), – за которым бы последовало взаимное прощение. Но ни на что подобное в тексте указаний нет. Не случайно, что скрепив поцелуем непрочный мир с отцом, Авессалом затем поцелуями же "вкрадывается в сердца Израильтян", обращая их на свою сторону, и в конце концов поднимает восстание против отца (15,5.6).