Первая половина речи Елифаза. 1–2. Введение в речь. 3–6. Побуждение к речи. 7–21. Основная мысль Елифаза: на земле наказываются только грешники.
Иов.4:1. И отвечал Елифаз Феманитянин и сказал:
Иов.4:2. если попытаемся мы сказать к тебе слово, – не тяжело ли будет тебе? Впрочем кто может возбранить слову!
Речь Елифаза, по его убеждению, не только не утешит Иова, но еще более огорчит его. Но как бы ни неприятна была истина, она должна быть высказана. И Елифаз, извиняясь за доставляемое им Иову огорчение, не может воздержаться от слова.
Иов.4:3. Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал,
Иов.4:4. падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял.
Иов.4:5. А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом.
Первою каплею горечи в речи Елифаза является упрек Иову в его малодушии. Оно тем более несвойственно ему, что прежде он утешал и словами утешения ободрял и поддерживал людей с «опустившимися руками» и «гнущимися коленами» и всецело «падающих», т. е. слабых духом (2Цар 4:1; Ис 13:7, 35:3-4). Ободрявший других не может ободрить себя (ст. 5), иронически (ср. Мф 27.42) замечает Елифаз.
Иов.4:6. Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность путей твоих – упованием твоим?
Порицая малодушие Иова, Елифаз усматривает в нем достаточный повод и побуждение обратиться к страдальцу с речью «Не в благочестии ли твоем надежда твоя? упование твое не на непорочность ли путей твоих»? спрашивает он его. По мнению Елифаза, ропот и жалобы Иова проистекают из его уверенности в своем благочестии. Он ропщет и жалуется потому, что себя, человека благочестивого и непорочного, считает несправедливо наказанным. Эта ложная, по взгляду Елифаза, мысль Иова, заставляя его обратиться с речью к своему другу, заранее предрешает его основное положение. В противоположность Иову, Елифаз утверждает, что несчастья постигают только грешников; следовательно, и Иов, раз он подвергся бедствиям, не может считать себя благочестивым, невинно наказанным.
Иов.4:7. Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?
Иов.4:8. Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его;
Иов.4:9. от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают.
В подтверждение справедливости своего взгляда Елифаз ссылается, во-первых, на опыт и знание самого Иова, не видавшего будто бы в течение своей жизни случаев гибели праведника (ст. 7); и во-вторых – на личный опыт. Последний ручается за то, что наказываются лишь те, которые подготовляли почву для зла («оравшие нечестие») и делали его («сеявшие зло»; ср. Ос 10.13). Уподобление злодеев в их деяниях земледельцам вызывает соответствующий образ для выражения мысли о наказании их божественным гневом. Насаждения злодеев погибают, подобно трудам земледельцев, от знойного ветра (ст. 9; ср. Иер 4.11; Иез 17:10, 19:12; Ос 13.15).
Иов.4:10. Рев льва и голос рыкающего умолкает, и зубы скимнов сокрушаются;
Иов.4:11. могучий лев погибает без добычи, и дети львицы рассеиваются.
Гибель целой семьи львов представляет, по мнению экзегетов, намек на судьбу семейства Иова.
Иов.4:12-21. Для сообщения своему взгляду большей убедительности, авторитетности Елифаз ссылается на бывшее ему откровение, описывая сначала форму, в которой оно было сообщено (ст. 12), затем время получения (ст. 13), испытанное при этом состояние (ст. 14–16) и, наконец, самое содержание (ст. 17–21).
Иов.4:12. И вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него.
Иов.4:13. Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей,
Сообщенное в форме шепота (евр. «семец», переданное в синодальном чтении выражением «нечто», Симмах переводит «ψιθυρισμός», Вульгата – «sussurus» – «шелест», «шепот») и проникшее в душу Елифаза помимо его сознания и воли («тайно принеслось слово», в буквальном переводе: «ко мне прокралось слово»), откровение было получено им «среди размышлений о ночных видениях». Еврейское «бишифим», чему соответствует синодальное «среди размышлений», собственно значит «ветви», «разветвления», по отношению к душевной деятельности «перепутывающиеся мысли», «сумятицу мыслей» (Дильман). Откровение падало на то время, когда Елифаз пробудился с душою, смущенною беспокойными мыслями.
Иов.4:14. объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои.
Иов.4:15. И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне.
Иов.4:16. Он стал, – но я не распознал вида его, – только облик был пред глазами моими; тихое веяние, – и я слышу голос:
Непосредственные предвестники откровения – прошедший над Елифазом «дух», – ветер («тихое веяние» ст. 16, ср. 3Цар 19.11; Деян 2.2) и явление в нем таинственного существа, вида которого нельзя было распознать, – вызвали обычные при видениях чувства ужаса и страха (Быт 15.12, 28:17; Дан. 7:15, 8:18, 10:7).
Иов.4:17. человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего?
Иов.4:18. Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки:
Иов.4:19. тем более – в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли.
Иов.4:20. Между утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут.
Иов.4:21. Не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигнув мудрости.
На предложенный явившимся вопрос: «человек праведнее ли Бога?» («мезлоах» – «пред Богом» – см. Чис 32.22) им же самим дается отрицательный ответ. В очах Божиих нечисты и несовершенны даже ангелы, тем более человек. Он грешен. Признаком его греховности является, во-первых, кратковременность существования («между утром и вечером... распадаются», ср. Пс 89.6; «истребляются скорее моли», ср. Иов 13.28; Ис 50.9), во-вторых, смерть в состоянии неразумия: «умирают, не достигнув мудрости», т. е. страха Божия (Иов 28.28). Та и другая черта, – скоротечность жизни и смерть не умудренным, – усвояется по преимуществу, даже исключительно одним грешникам (Иов 15.32; Пс 89.6-9; ср. Пс 90.1:16, 91.13-15; Притч 5.13).
Первая половина речи Елифаза. 1–2. Введение в речь. 3–6. Побуждение к речи. 7–21. Основная мысль Елифаза: на земле наказываются только грешники.
Иов.4:1. И отвечал Елифаз Феманитянин и сказал:
Иов.4:2. если попытаемся мы сказать к тебе слово, – не тяжело ли будет тебе? Впрочем кто может возбранить слову!
Речь Елифаза, по его убеждению, не только не утешит Иова, но еще более огорчит его. Но как бы ни неприятна была истина, она должна быть высказана. И Елифаз, извиняясь за доставляемое им Иову огорчение, не может воздержаться от слова.
Иов.4:3. Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал,
Иов.4:4. падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял.
Иов.4:5. А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом.
Первою каплею горечи в речи Елифаза является упрек Иову в его малодушии. Оно тем более несвойственно ему, что прежде он утешал и словами утешения ободрял и поддерживал людей с «опустившимися руками» и «гнущимися коленами» и всецело «падающих», т. е. слабых духом (2Цар 4:1; Ис 13:7, 35:3-4). Ободрявший других не может ободрить себя (ст. 5), иронически (ср. Мф 27.42) замечает Елифаз.
Иов.4:6. Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность путей твоих – упованием твоим?
Порицая малодушие Иова, Елифаз усматривает в нем достаточный повод и побуждение обратиться к страдальцу с речью «Не в благочестии ли твоем надежда твоя? упование твое не на непорочность ли путей твоих»? спрашивает он его. По мнению Елифаза, ропот и жалобы Иова проистекают из его уверенности в своем благочестии. Он ропщет и жалуется потому, что себя, человека благочестивого и непорочного, считает несправедливо наказанным. Эта ложная, по взгляду Елифаза, мысль Иова, заставляя его обратиться с речью к своему другу, заранее предрешает его основное положение. В противоположность Иову, Елифаз утверждает, что несчастья постигают только грешников; следовательно, и Иов, раз он подвергся бедствиям, не может считать себя благочестивым, невинно наказанным.
Иов.4:7. Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?
Иов.4:8. Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его;
Иов.4:9. от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают.
В подтверждение справедливости своего взгляда Елифаз ссылается, во-первых, на опыт и знание самого Иова, не видавшего будто бы в течение своей жизни случаев гибели праведника (ст. 7); и во-вторых – на личный опыт. Последний ручается за то, что наказываются лишь те, которые подготовляли почву для зла («оравшие нечестие») и делали его («сеявшие зло»; ср. Ос 10.13). Уподобление злодеев в их деяниях земледельцам вызывает соответствующий образ для выражения мысли о наказании их божественным гневом. Насаждения злодеев погибают, подобно трудам земледельцев, от знойного ветра (ст. 9; ср. Иер 4.11; Иез 17:10, 19:12; Ос 13.15).
Иов.4:10. Рев льва и голос рыкающего умолкает, и зубы скимнов сокрушаются;
Иов.4:11. могучий лев погибает без добычи, и дети львицы рассеиваются.
Гибель целой семьи львов представляет, по мнению экзегетов, намек на судьбу семейства Иова.
Иов.4:12-21. Для сообщения своему взгляду большей убедительности, авторитетности Елифаз ссылается на бывшее ему откровение, описывая сначала форму, в которой оно было сообщено (ст. 12), затем время получения (ст. 13), испытанное при этом состояние (ст. 14–16) и, наконец, самое содержание (ст. 17–21).
Иов.4:12. И вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него.
Иов.4:13. Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей,
Сообщенное в форме шепота (евр. «семец», переданное в синодальном чтении выражением «нечто», Симмах переводит «ψιθυρισμός», Вульгата – «sussurus» – «шелест», «шепот») и проникшее в душу Елифаза помимо его сознания и воли («тайно принеслось слово», в буквальном переводе: «ко мне прокралось слово»), откровение было получено им «среди размышлений о ночных видениях». Еврейское «бишифим», чему соответствует синодальное «среди размышлений», собственно значит «ветви», «разветвления», по отношению к душевной деятельности «перепутывающиеся мысли», «сумятицу мыслей» (Дильман). Откровение падало на то время, когда Елифаз пробудился с душою, смущенною беспокойными мыслями.
Иов.4:14. объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои.
Иов.4:15. И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне.
Иов.4:16. Он стал, – но я не распознал вида его, – только облик был пред глазами моими; тихое веяние, – и я слышу голос:
Непосредственные предвестники откровения – прошедший над Елифазом «дух», – ветер («тихое веяние» ст. 16, ср. 3Цар 19.11; Деян 2.2) и явление в нем таинственного существа, вида которого нельзя было распознать, – вызвали обычные при видениях чувства ужаса и страха (Быт 15.12, 28:17; Дан. 7:15, 8:18, 10:7).
Иов.4:17. человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего?
Иов.4:18. Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки:
Иов.4:19. тем более – в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли.
Иов.4:20. Между утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут.
Иов.4:21. Не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигнув мудрости.
На предложенный явившимся вопрос: «человек праведнее ли Бога?» («мезлоах» – «пред Богом» – см. Чис 32.22) им же самим дается отрицательный ответ. В очах Божиих нечисты и несовершенны даже ангелы, тем более человек. Он грешен. Признаком его греховности является, во-первых, кратковременность существования («между утром и вечером... распадаются», ср. Пс 89.6; «истребляются скорее моли», ср. Иов 13.28; Ис 50.9), во-вторых, смерть в состоянии неразумия: «умирают, не достигнув мудрости», т. е. страха Божия (Иов 28.28). Та и другая черта, – скоротечность жизни и смерть не умудренным, – усвояется по преимуществу, даже исключительно одним грешникам (Иов 15.32; Пс 89.6-9; ср. Пс 90.1:16, 91.13-15; Притч 5.13).